Половая жизнь в деревне после войны. Прелюбодеяние и блуд в жизни русского села. Салат из одуванчиков и вилки из упавшего самолета

в послевоенные годы с мужиками в деревне было туго совсем, в городе еще как то мужское население погуще было на заводах там всяких и производствах, а вот в деревне не многие с войны вернулись, либо инвалиды были и тд. В общем весь рассказ со слов моих бабушек, как бы они не возмущались современными нравами, а у двух сестер моей бабушки был один муж на двоих, они всю жизнь так прожили дружной шведской семьей в маленькой вологодской деревне, обе рожали от него детей и все знали об этом и не одни они такие там были, а что мужиков то мало а замуж всем девкам хотелось вот и выкручивались как могли. у обоих моих дедушек было по внебрачному ребенку от молодых деревенских учительниц, при чем одному деду на момент рождения ребенка было 15 второму 16 лет, учительницам обоим за двадцать было. того деда который старше был, прабабушка(мать его) в армию сослала за это от греха подальше пока еще не наделал, тк с датой рождения у него все не понятно было он в начале войны в Белоруссии родился, в деревне немцы стояли и прабабушка не запоминала когда она его родила, вот ему полтора года приписали и сослали в армию. а прабабушка потом помогала этой учительнице с ребенком и деньгами и посидеть с ней если что, и тогда это не считалось позором как сейчас многие говорят, ну родила и родила выбор не богат от кого рожать, дед кстати ребенка так и не признал и никогда ее жизнью не интересовался. второй дед вроде даже отчество свое ребенку дал и переписывался с его матерью какое-то время я помню фотографии этого мальчика у бабушки в семейном альбоме, у этой же бабушки был целый альбом фотографий дедовых возлюбленных с разных стран, он моряком был и из плаваний всегда привозил фотки разных девиц с которыми там кутили у бабушки это ни какой ревности не вызывало, она считала это просто частью его работы и жили они в любви и согласии всю жизнь. прадед мой во время войны не был на фронте его не призывали тк он был единственным врачом (ветеринарным правда, но кого это тогда волновало) на всю деревню и несколько окрестных, и не считая партизанов единственным мужиком молодого возраста в деревне, вот он весь женский коллектив этой деревни своим вниманием и обеспечивал, многие бабы потом к нему жена аборты и бежали(как они их тогда делали я даже думать боюсь), прабабушка его тоже не ревновала, она мне кажется даже рада была что не все внимание ей достается тк была хронически беременна, и родила за свою достаточно короткую жизнь чуть больше 50 лет она прожила, то ли 12 то ли 14 детей, до взрослого возраста из них дожили 6-ро. В общем когда бабушки возмущаться начинают типа в наше время все были примером целомудрия и чистоты, да-да так оно и было))))))))))) вот такая вот не очень длинная история о деревенских нравах.

). Отличная книга - "Крестьянская повседневность "

Для того, чтобы успокоить кричащего младенца, деревенская баба сосала ему пенис.
(...)

В летнюю пору сельская молодежь собиралась на "улице", где парни и девки пели любовные песни и вели разговоры, полных недвусмысленных намеков и непристойных шуток. На праздники уходили за околицу, подальше от родительского ока, и там устраивали игры, сопровождавшиеся элементами чувственности (погоней, возней). С наступлением сумерек водили хоровод, во время которого парни брали из круга своих возлюбленных и отводили их в сторону.

В Белгородской губернии такое интимное общение называлось "стоганием"1250. В Данковском уезде Рязанской губернии после окончания хороводов девушки с парнями уходили попарно в "коноплю", "кусты", "за ригу", "в соломку"1251. По наблюдениям Л. Весина: "В Вятской, Вологодской губерниях по окончанию хороводов молодежь расходится попарно и целомудрию здесь не придается особого значения".

После Покрова основным местом встреч деревенских женихов и невест становились посиделки. Девушки в складчину снимали избу, в которой собирались по вечерам якобы для совместной работы. Но, прихваченная из дому прялка, была все же более для родителей, а сама девка спешила на вечерку совсем для иного. Вот как описывал народовед А.П. Звонков поведение сельской молодежи на посиделках в деревнях Елатомского уезда Тамбовской губернии. "Тихо собираются парни кругом избы и разом врываются потом через двери и окна, тушат свечи и бросаются, кто на кого попало. Писк девушек заглушается хохотом ребят; все заканчивается миром; обиженный пол награждается скудными гостинцами. Девушки садятся за донца, но постоянные объятия и прижимания мешают работе. Завязывается ссора, в результате которой ребята-победители утаскивают девушек: кто на полати, кто на двор, кто в сенцы. Игры носят дикий характер, в основе которых лежит половое чувство".

Знаток обычного права Е.И. Якушкин сообщал, что "во многих местах на посиделках, беседах и вечеринках, по окончанию пирушки, девушки и парни ложатся спать попарно. Родители смотрят на вечеринки как на дело обыкновенное и выказывают недовольство, только если девушка забеременеет"1254. Часто на посиделках устраивались игры, большинство из которых носило сексуальный подтекст. Приведем лишь пример
игры "покойник". Парни в избу вносили "покойника", который был либо совсем голый, либо прикрыт сетью, рваньем, полупрозрачным саваном, либо был без штанов, или с расстегнутой ширинкой. Девушек насильно подтаскивали к такому "покойнику", чтобы они увидели гениталии и заставляли их целовать его лицо или другое место.

Высоко ли ценилась девичья честь в русской деревне конца XIX в." В оценке этнографов нет единства. М.М. Громыко с излишней категоричностью утверждает, что девушки, как правило, строго воздерживались от половых отношений до брака1262. Напротив, на
вольное отношение между полами в своем исследовании обращает внимание исследователь Т.А. Бернштам, которая использовала материалы губерний с развитым отхожим промыслом1263. Исследователь С.С. Крюкова, на основе изучения брачных традиций южно-русских губерний второй половины XIX в. делает вывод о том, что потеря девственности в деревне считалась позором. Подобное требование не распространялось на молодых людей. Менее половины парней оставались целомудренными до брака
...
В большинстве деревень черноземных губерний, где еще были сильны патриархальные устои, преобладал традиционный взгляд на эту проблему, половые отношения крестьянки до замужества расценивались как большой грех. Если факт грехопадения девушки становился достоянием сельской гласности, то ослушница ощущала на себе всю силу общественного мнения жителей деревни. Вот как описывал эти последствия корреспондент Этнографического бюро из Орловской губернии: "Подруги относятся к ней с насмешками, и не принимают ее более в хороводы и игры, считая за большой срам водиться с ней, сторонятся от нее как от зачумленной. Парни и молодые мужики насмехаются и позволяют себе разные вольности, все остальные относятся с негодованием, называя распутной, греховодницей и блудницей,
которая осрамила всю деревню. Отец и мать ее бьют, проклинают, остальные члены семьи с ней не разговаривают?

Житель села Костино-Отдельце Борисоглебского уезда Тамбовской губернии П. Каверин сообщал: "Между молодежью часто доходит до половой связи. Связи эти чисто минутные. Открытые связи считаются большим позором. Девичья честь ставится невысоко, потерявшая ее почти ничего не теряет при выходе замуж?

Длительное отсутствие мужа-солдата становилось тяжелым испытанием для полной плотского желания деревенской молодухи. Один из корреспондентов этнографического бюро писал: "Выходя замуж в большинстве случаев лет в 17 - 18, к 21 году солдатки-крестьянки остаются без мужей. Крестьяне вообще не стесняются в отправлении своей естественной потребности, а у себя дома еще меньше. Не от пения соловья, восхода и захода солнца разгорается страсть у солдатки, а оттого, что она является невольно свидетельницей супружеских отношений старшей своей невестки и ее мужа". По сообщению из Воронежской губернии, "на связь солдаток с посторонними мало обращалось внимание и почти не преследовалось обществом, так что дети, прижитые солдатками незаконно, пользуются такими же правами, как и законные.
...
По суждениям извне, принадлежащим представителям просвещенного общества, складывалось впечатление о доступности русской бабы. Так, этнограф Семенова-Тянь-Шанская считала, что любую бабу можно было легко купить деньгами или подарком. Одна крестьянка наивно признавалась: "Прижила себе на горе сына и всего за пустяк, за десяток яблок". Далее автор приводит случай, когда караульный яблоневого сада, возраста 20 лет, изнасиловал 13 летнюю девочку, и мать этой девочки примирилась с обидчиком за 3 рубля.

Писатель А.Н. Энгельгардт утверждал, что "нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги, какой-нибудь платок, при известных обстоятельствах, лишь бы никто не знал, лишь бы все было шито-крыто, так делают все?

Некоторые крестьяне, любители спиртных напитков, почетным гостям под выпивку предлагали своих жен, солдаток и даже сестер1283. В ряде сел Болховского уезда Орловской губернии существовал обычай почетным гостям (старшине, волостному писарю, судьям, заезжим купцам) предлагать для плотских утех своих жен или невесток, если сын находился в отлучке. При этом прагматичные крестьяне не забывали брать плату за оказанные услуги. В том же уезде в селах Мешкове и Коневке бедные крестьяне без смущения посылали своих жен к приказчику или к какому-либо состоятельному лицу за деньгами на табак или на хлеб, заставляя их расплачиваться своим телом.

Половые сношения между главой крестьянской семьи и его снохой были фактически обычной стороной жизни патриархальной семьи. "Нигде, кажется, кроме России, - писал В.Д. Набоков, - нет по крайне мере того, чтобы один вид кровосмешения приобрел характер почти нормального бытового явления, получив соответствующее техническое название - снохачество"1285.

Наблюдатели отмечали, что этот обычай был жив и в конце XIX в. причем одной из причин его сохранения являлся сезонный отток
молодых мужчин на заработки. Хотя эта форма кровосмешения была осуждаема просвещенным обществом, крестьяне ее не считали серьезным правонарушением1286. В ряде мест, где снохачество было распространенно, этому пороку не придавали особого значения. Более того, иногда о снохаче с долей сочувствия говорили: "Сноху любит. Ен с ней живет как с женой, понравилась ему?

Из Болховского уезда Орловской губернии информатор сообщал: "Снохачество здесь распространено потому, что мужья уходят на заработки, видятся с женами только два раза в год, свекор же остается дома и распоряжается по своему усмотрению"1290. Механизм склонения снохи к сожительству был достаточно прост. Пользуясь отсутствием сына (отход, служба), а иногда и в его присутствии, свекор принуждал сноху к
половой близости. В ход шли все средства: и уговоры, и подарки, и посулы легкой работы. Все по поговорке: "Смалчивай, невестка, - сарафан куплю". Как правило, такая целенаправленная осада давала свой результат. В ином случае уделом молодой становилась непосильная работа, сопровождаемая придирками, ругательствами, а нередко и побоями.

В крестьянском дворе, когда бок о бок жило несколько семей, порой возникали замысловатые любовные треугольники. Так, в орловском селе Коневке было "распространено сожительство между деверем и невесткой. В некоторых семействах младшие братья потому и не женились, что жили со своими невестками"1295. По мнению тамбовских крестьян, кровосмешение с женой брата вызывалось качественным превосходством того брата, который отбил жену. Братья не особенно ссорились по этому поводу, а окружающие к такому явлению относились снисходительно.

Следует отметить, что при определенной распространенности этого гнусного порока в русской деревне, крестьяне прекрасно осознавали всю греховность такой связи. Так, в Орловской губернии кровосмешение оценивалось как большое преступление перед православной верой, за которое не будет прощения от Бога на том свете1297. По отзывам крестьян, Борисоглебского уезда Тамбовской губернии снохачество встречалось часто, но традиционно считалось в селе самым позорным грехом. Снохачи на сходе при решении общественных дел игнорировались, так как каждый мог им сказать: "Убирайся к черту, снохач, не твое тут дело?

Все истории о войне - с привкусом горечи. Поломанные судьбы, загубленное здоровье, разбитые мечты. И тем не менее жизнь продолжалась - во многом, благодаря женщинам, которые в это трудное время, оставшись без поддержки мужчин, делали для своего дома и детей все возможное… А иногда и невозможное.

Ниже о том, как белоруски выживали во время войны и устраивали свой быт.

Салат из одуванчиков и вилки из упавшего самолета

Узницы лагерей вспоминают свой небогатый рацион так: 150 граммов хлеба, брюква, кольраби, штыльмус и шпинат… Но и тем, кто остался на воле, было непросто. Все, что удавалось вырастить своими силами в тылу, приходилось отдавать немцам, солдатам, партизанам. Женщины изголялись в приготовлении еды как могли: шинковали ботву растений, делали салат из одуванчиков и щавеля, варили солянку только лишь на капусте и картошке, распаривали сушеную воблу.Запасы картофеля зарывали в ямы далеко в поле. Боялись, что в случае поджога деревни пропадет последнее пропитание.

Кухонную утварь мастерили из подручных вещей, а в Гомельской области помнят, как делали ложки, тарелки и вилки из упавшего самолета. Такие, кривые и покореженные, они долго лежали в кухонном серванте, выбросить их не поднималась рука.

Самый страшный позор - умереть в мужских трусах

В воспоминаниях ветеранов можно найти рассказы о том, что даже на войне женщины оставались женщинами: варили мыло из растений (ромашка, полынь, иван-чай, зверобой, подорожник, мать-и-мачеха) и костей умерших животных; румянили щеки глиной со стен избы, а если удавалось протопить баню - кипятили белье, которого вечно не хватало.

Страшным позором считалось носить длинные широкие мужские трусы из сатина. Переживали, что некрасиво: «Вот умрешь за Родину, а на тебе мужские трусы». И не было большего счастья, когда спустя четыре года сражений начали выдавать женское белье.

Приходилось женщинам и вытравливать вшей. Они были повсюду: и в волосах, и в одежде, и в постельном белье. Счастливицей считалась та, кому волосы не состригали, а обрабатывали жгучей смесью. Волос становилось в два раза меньше, но они все-таки были.
Вместо прокладок можно взять газеты.Главное не использовать первую полосу с портретом вождя

Из-за постоянных стрессов и голода у многих женщин прекращался менструальный цикл. Месячные могли отсутствовать не только месяцами, но и годами. Воспринималось это только как плюс, потому что выживание требовало концентрации внимания совсем на других вещах.

В то время не было не только прокладок, но даже обычные тряпки из старого постельного белья были в дефиците. Женщины с жгучим стыдом вспоминали то время. Особенно те, кто воевал, испытывали жуткий дискомфорт:

«Мы же свои особенности имели, девочки… Армия об этом не подумала… Хорошо, если старшина был пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава нижних рубашек, а их ведь только две. Это только четыре рукава…».

«Мы сторожили: когда солдаты повесят на кусты свои рубашки. Пару штук стащим… Они потом уже догадывались, смеялись».

Использовали в критические дни и газеты. Важно было только не брать первые страницы с портретами вождя или же старательно прятать от всех отходы. Если не было газет, использовали листья лопухов.

Понимая, что терять нечего, брызнула в лицо офицеру грудным молоком

Несмотря на тяжелое время, женщины беременели и рожали. Количество изнасилований зашкаливало, причем насиловали и чужие, и свои. Вопрос контрацепции был более чем актуальным.

Как противозачаточное средство использовали небольшие кусочки ткани, пропитанные смальцем, которые вводили глубоко во влагалище. Это был импровизированный прототип влагалищной диафрагмы. Конечно, уровень защиты был невысоким…

Во время войны женщины часто не могли выносить ребенка, на ранних сроках случались выкидыши. Показатели материнской и детской смертности были огромными. Беременности и роды пленниц концлагерей - особенно трудная тема. В некоторых концлагерях на молодых и беременных женщинах проводились нечеловеческие эксперименты по стерилизации самыми разными методами.

Но вместе с тем, в воспоминаниях военного времени можно найти много невероятных историй о родах со счастливым концом: а ведь рожали в поле или в санях по пути к акушерке, а из инструмента был лишь тазик с горячей водой.

Вырастить и выходить ребенка в условиях военного времени было сложно, но женщины старались изо всех сил. Из воспоминаний жительницы Могилева:

«Белорусскую молодежь угоняли на работы в Германию. Та же участь ждала и 19-летнюю Надю, мою прабабушку. Зная, что женщин с детьми оставляли на Родине, прабабушка показала грудную малышку. Но ей не поверили, что это ее дочь. Мол, слишком молода. Тогда отчаянная девушка, понимая, что терять ей нечего, брызнула в лицо офицеру грудным молоком. Так ей удалось спасти жизнь себе, моей бабушке и дать жизнь всей нашей семье».

Работали женщины с утра и до ночи, порой детей не с кем было оставить. Поэтому малыши взрослели быстро:

«На руках у меня осталась дочка, жили мы все время в лагерях. Я с утра ее закрою, дам каши. А с четырех часов утра мы уже летаем. Возвращаюсь к вечеру, а она поест или не поест… Вся измазанная этой кашей. Было ей три годика».

Да и сами молодые девушки повзрослели не по годам, пропустили свое девичество и время мечтаний. И все же иногда можно было увидеть, как боец, наперевес с автоматом, заходит в лавку и просит продать ей конфет. Или, звеня медалями, вскакивает на стол, увидев маленькую мышку.

В душе каждой из этих женщин жила маленькая ранимая девочка, которой просто нельзя было плакать, пока не кончится война.

Сноха́чество - практика в русской деревне, при которой мужчина - глава большой крестьянской семьи (живущей в одной избе) состоит в половой связи с младшими женщинами семьи, обычно с женой своего сына (связь свёкра с невесткой, называемой сноха). Эта практика получила особое распространение в XVIII-XIX веках, сперва в связи с призывом молодых крестьян в рекруты, а затем и в связи с отходничеством, когда молодёжь уходила работать в города и оставляла жён дома в деревне.

Безгин «Крестьянская повседневность. Традиции конца 19 - начала 20 века»:

«Профессиональной проституции в деревне не существовало, в этом солидарны практически все исследователи. По наблюдению информаторов тенишевской программы проституцией в селе промышляли преимущественно солдатки. Про них в деревне говорили, что они «наволочки затылком стирают».

… Проституция в селе не существовала, но в каждом селе было несколько женщин доступного поведения. Не стоит забывать и о том, что проститутки, промышлявшие в городах, в большинстве своем были вчерашними крестьянками.

«…Выходя замуж в большинстве случаев лет в 17 – 18, к 21 году солдатки-крестьянки остаются без мужей. Крестьяне вообще не стесняются в отправлении своей естественной потребности, а у себя дома еще меньше. Не от пения соловья, восхода и захода солнца разгорается страсть у солдатки, а оттого, что она является невольно свидетельницей супружеских отношений старшей своей невестки и ее мужа».

По сообщению из Воронежской губернии, «на связь солдаток с посторонними мало обращалось внимание и почти не преследовалось обществом, так что дети, прижитые солдатками незаконно, пользуются такими же правами, как и законные. Сторонние заработки крестьянок, к которым были вынуждены прибегать сельские семьи, также выступали благодатной почвой для адюльтера. По наблюдениям П. Каверина, информатора из Борисоглебского уезда Тамбовской губернии, «главной причиной потери девственности и падения нравов вообще нужно считать результатом отхожие промыслы. Уже с ранней весны девушки идут к купцу, так у нас называют всех землевладельцев, на работу. А там полный простор для беспутства».

По суждениям извне, принадлежащим представителям просвещенного общества, складывалось впечатление о доступности русской бабы. Так, этнограф Семенова-Тянь-Шанская считала, что любую бабу можно было легко купить деньгами или подарком. Одна крестьянка наивно признавалась:

«Прижила себе на горе сына и всего за пустяк, за десяток яблок».

Далее автор приводит случай, когда караульный яблоневого сада, возраста 20 лет, изнасиловал 13 летнюю девочку, и мать этой девочки примирилась с обидчиком за 3 рубля. Писатель А.Н. Энгельгардт утверждал, что «нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги, какой - нибудь платок, при известных обстоятельствах, лишь бы никто не знал, лишь бы все было шито-крыто, так делают все».

Некоторые крестьяне, любители спиртных напитков, почетным гостям под выпивку предлагали своих жен, солдаток и даже сестер. В ряде сел Болховского уезда Орловской губернии существовал обычай почетным гостям (старшине, волостному писарю, судьям, заезжим купцам) предлагать для плотских утех своих жен или невесток, если сын находился в отлучке. При этом прагматичные крестьяне не забывали брать плату за оказанные услуги. В том же уезде в селах Мешкове и Коневке бедные крестьяне без смущения посылали своих жен к приказчику или к какому-либо состоятельному лицу за деньгами на табак или на хлеб, заставляя их расплачиваться своим телом.

Половые сношения между главой крестьянской семьи и его снохой были фактически обычной стороной жизни патриархальной семьи.

«Нигде, кажется, кроме России, – писал В.Д. Набоков, – нет по крайне мере того, чтобы один вид кровосмешения приобрел характер почти нормального бытового явления, получив соответствующее техническое название – снохачество».

Наблюдатели отмечали, что этот обычай был жив и в конце XIX в., причем одной из причин его сохранения являлся сезонный отток молодых мужчин на заработки. Хотя эта форма кровосмешения была осуждаема просвещенным обществом, крестьяне ее не считали серьезным правонарушением. В ряде мест, где снохачество было распространенно, этому пороку не придавали особого значения. Более того, иногда о снохаче с долей сочувствия говорили: «Сноху любит. Ен с ней живет как с женой, понравилась ему».

Причину этого явления следует искать в особенностях крестьянского быта. Одна из причин – это ранние браки. В середине XIX в. по сведениям А.П. Звонкова, в селах Елатомского уезда Тамбовской губернии было принято женить 12 – 13 летних мальчиков на невестах 16 – 17 лет. Отцы, склонные к снохачеству, умышленно женили своих сыновей молодыми для того, чтобы пользоваться их неопытностью. Другая причина снохачества уже упомянутые выше отхожие промыслы крестьян.

«Молодой супруг не проживет иной раз и году, как отец отправляет его на Волгу или куда-нибудь в работники. Жена остается одна под слабым контролем свекрови».

Из Болховского уезда Орловской губернии информатор сообщал:

«Снохачество здесь распространено потому, что мужья уходят на заработки, видятся с женами только два раза в год, свекор же остается дома и распоряжается по своему усмотрению».

Механизм склонения снохи к сожительству был достаточно прост. Пользуясь отсутствием сына (отход, служба), а иногда и в его присутствии, свекор принуждал сноху к половой близости. В ход шли все средства: и уговоры, и подарки, и посулы легкой работы. Все по поговорке: «Смалчивай, невестка, – сарафан куплю». Как правило, такая целенаправленная осада давала свой результат. В ином случае уделом молодой становилась непосильная работа, сопровождаемая придирками, ругательствами, а нередко и побоями. Некоторые женщины пытались найти защиту в волостном суде, но, как правило, те устранялись от разбора таких дел. Правда, И.Г. Оршанский в своем исследовании приводит пример, когда по жалобе снохи на уговор свекра к снохачеству, последний решением волостного суда был лишен «большины». Но это было скорее исключением, чем правилом.

Типичный пример склонения свекром снох к половой близости приведен в корреспонденции жителя села Крестовоздвиженские Рябинки Болховского уезда Орловской губернии В.Т. Перькова.

«Богатый крестьянин Семин 46 лет, имея болезненную жену, услал двух своих сыновей на «шахты», сам остался с двумя невестками. Начал он подбиваться к жене старшего сына Григория, а так как крестьянские женщины очень слабы к нарядам и имеют пристрастие к спиртным напиткам, то понятно, что свекор в скорости сошелся с невесткой. Далее он начал «лабуниться» к младшей. Долго она не сдавалась, но вследствие притеснения и подарков – согласилась. Младшая невестка, заметив «амуры» свекра со старшей, привела свекровь в сарай во время их соития. Кончилось дело тем, что старухе муж купил синий кубовый сарафан, а невесткам подарил по платку».

Но семейные любовные коллизии не всегда разрешались столь благополучно. В начале ХХ в. в калужском окружном суде слушалось дело Матрены К. и ее свекра Дмитрия К., обвиняемых в детоубийстве. Обвиняемая Матрена К., крестьянка, замужняя, 30 лет, на расспросы полицейского урядника призналась ему, что в продолжение шести лет, подчиняясь настоянию свекра, состоит в связи с ним, прижила от него сына, которому в настоящее время около пяти лет. От него же она забеременела вторично. Свекор Дмитрий К., крестьянин, 59 лет, узнав о приближении родов, приказал ей идти в ригу, и как только она родила, схватил ребенка, зарыл его в землю в сарае.

В крестьянском дворе, когда бок о бок жило несколько семей, порой возникали замысловатые любовные треугольники. Так, в орловском селе Коневке было «распространено сожительство между деверем и невесткой. В некоторых семействах младшие братья потому и не женились, что жили со своими невестками». По мнению тамбовских крестьян, кровосмешение с женой брата вызывалось качественным превосходством того брата, который отбил жену. Братья не особенно ссорились по этому поводу, а окружающие к такому явлению относились снисходительно. Дела о кровосмешении не доходили до волостного суда, и кровосмесителей никто не наказывал.

Следует отметить, что при определенной распространенности этого гнусного порока в русской деревне, крестьяне прекрасно осознавали всю греховность такой связи. Так, в Орловской губернии кровосмешение оценивалось как большое преступление перед православной верой, за которое не будет прощения от Бога на том свете. По отзывам крестьян, Борисоглебского уезда Тамбовской губернии снохачество встречалось часто, но традиционно считалось в селе самым позорным грехом. Снохачи на сходе при решении общественных дел игнорировались, так как каждый мог им сказать: «Убирайся к черту, снохач, не твое тут дело».