Жили-были в старой картонной коробке десять разноцветных карандашей: красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый, коричневый, белый и черный. Жили они дружно, всегда вместе брались за работу, рисовали красивые, яркие картинки и никогда не ссорились.

Но вот однажды Красный Карандаш сказал: «Я самый главный из вас, потому что я самый яркий! Я могу нарисовать красный огонь, красное солнце, а вы не можете!» «Зато я могу нарисовать жёлтое солнце, лимон, морской песок, а вы не можете! Значит, я самый главный!» - возразил Жёлтый Карандаш. «Нет, - сказал Зелёный Карандаш. – Я самый главный! Только я могу нарисовать зелёную траву, кузнечика, крокодила, а вы не можете!» «А я могу нарисовать чёрную ночь, а еще могу закрасить всё, что вы ни нарисуете и будет одна сплошная чернота!» - громко закричал Чёрный Карандаш. Долго спорили карандаши. Каждый говорил, что он самый главный.

Решили они покинуть родной дом – старую картонную коробку – и отправиться странствовать по свету. Каждый пошёл в свою сторону в гордом одиночестве. Красному Карандашу повстречалась яркая бабочка-махаон. Захотел он её нарисовать, но у него получилась красная бабочка, совсем не похожая на настоящую. Огорчился Красный Карандаш. Жёлтый карандаш увидел на своём пути волшебный цветок – цветик-семицветик. Попробовал-было он его нарисовать, но у него получился жёлтый цветок на жёлтом стебле с жёлтыми листьями, совсем не похожий на сказочного красавца. Заплакал Жёлтый Карандаш. Зелёному Карандашу попалась на пути яркая спелая клубничка. Стал рисовать её карандашик, и вышла у него клубничка совсем неспелая, зелёная. Загрустил Зелёный Карандаш. А Чёрный Карандаш и вовсе что ни пытался нарисовать, всё у него было чёрным, как ночь.

Долго бродили в одиночестве наши герои. И вот однажды после дождя вышли они все одновременно на широкую лесную полянку. Очень обрадовались братья-карандаши друг другу, стали обниматься и радоваться, что они снова вместе. Вдруг тучки рассеялись, выглянуло яркое солнышко, зазеленела изумрудная травка, запестрели цветы, запорхали яркие бабочки, и на голубом небе раскинулась коромыслом разноцветная радуга-дуга. Обрадовались карандаши и, недолго думая, дружно взялись за дело. Каждому нашлась своя работа, никто не остался в стороне. Вскоре у них получилась яркая сказочная разноцветная картина, которая выглядела, как живая. Посмотрели на неё карандаши и ахнули от восхищения. А солнышко в небе улыбнулось и ласково сказало: «Вот видите, как важно держаться всем вместе! Каждый из вас хорош по-своему, но только вместе вы можете творить чудеса!»

Смешная Снежинка родилась на небе: все снежинки испокон веков рождаются на небе. Едва родившись, Смешная Снежинка начала падать: все снежинки испокон веков падают - и в этом их жизнь. А может быть, не только их жизнь, но и наша с вами - как знать... Смешная Снежинка падала и мечтала. Мечтала она вслух и приблизительно так: Вот сейчас я пролечу мимо этого облачка, потом - мимо того облачка, а потом ещё немножко пролечу - и тогда уже буду видна с земли. Ой, что там начнётся!.. Все станут задирать головы к небу и смотреть на меня. Интересно, какая я? Тут Смешная Снежинка скосила глаза, чтобы посмотреть на себя со стороны. Красивая я, - решила она. - У меня шесть таких симпатичных лепесточков - и на каждом из них ещё по шесть симпатичных лепесточков... так что я получаюсь совсем как звёздочка! Даже, пожалуй, получше, чем звёздочка. Нет, просто гораздо лучше, чем звёздочка! Во-первых, у звёздочки только пять лепестков, а во-вторых, на этих её пяти лепестках никаких других лепестков уже нет. А на моих есть, причём шесть! Вот. И Смешная Снежинка полетела быстрее, чтобы все скорее её увидели: не пропадать же такой красоте! А на лету она всё ещё продолжала разглядывать себя и восхищаться. Просто ужас, что приключится внизу, когда её наконец увидят... на всех дорогах, конечно, сразу начнутся аварии: никто ведь ни на что больше не станет смотреть - только на неё одну все и станут смотреть! Тогда все поезда сойдут с рельсов, и все машины столкнутся, и все пешеходы споткнутся и свалятся в кучу, а она будет медленно-премедленно уже падать и как бы не обращать ни на кого ни ма-лей-ше-го внимания. Вдруг Смешная Снежинка справа от себя услышала маленькую чью-то песенку, и пришлось ей прекратить на некоторое время мечтать. Потому что она взглянула туда, где была песенка, и - ужаснулась: оказалось, что совсем близко от неё падала ещё одна снежинка. И какая!.. Смешная Снежинка просто обомлела: у соседки было тоже шесть лепестков и на каждом из них - ещё по шесть, но не простых... а узорных. А самое страшное, что на этих шести лепестках у другой снежинки было ещё по шесть - совсем крохотных! «Ничего похожего у меня нет!» - с отчаяньем подумала Смешная Снежинка и поспешно огляделась вокруг. Оказалось, что в небе полным-полно снежинок: кроме неё и соседки, падало на землю, медленно кружась, Многое Множество менее красивых, таких же красивых и ещё более красивых! «В такой толпе меня не ровён час никто и не заметит, - сказала себе наша Снежинка, и жизнь показалась ей совсем грустной. - Надо падать быстрее, надо опередить всех, чтобы меня первой увидели и мною одной залюбовались». Она собрала все свои силы и бросилась вниз - да так стремительно, что у самой дух захватило. По обеим сторонам от неё мелькали снежинки: одна с почтением уступала ей дорогу, другая бросалась в сторону, третья толкалась, четвёртая нарочно закрывала путь... Смешная Снежинка не успевала уже сосчитать, сколько у кого лепестков, и рассмотреть, какие это лепестки, тоже не успевала: она обгоняла всех, всех, всех. Вот позади уже облачко, вот и второе позади... ах, как много ещё снежинок внизу - разве стольких сразу обгонишь? А снежинки кружились в хороводах, переговаривались, пели... до чего же весело им было! Но Смешную Снежинку их веселье не веселило: она падала вниз с немыслимой скоростью. В конце концов, ей действительно удалось обогнать всех и остаться одной. Только теперь Смешная Снежинка перевела дух и полетела медленнее: нельзя было сваливаться на город, как сумасшедшей! Следовало всё-таки сохранять какое никакое достоинство, падая с неба! Да вот беда: от такого стремительного полета она вся взмокла и почувствовала, как... как тает, становясь всё меньше, меньше, меньше. «Что же это я наделала с собой!» - хотела было опомниться она, но опомниться уже не успела, потому что из снежинки превратилась в Капельку Чистой Воды. Малыш в синем капюшоне поднял кверху тёмные глаза - и глаза его посветлели, потому что увидели много-много белых точек в небе. Сне-е-е-е-ег! - радостно закричал Малыш в Синем Капюшоне, - и другие малыши в разных капюшонах подхватили его крик: Сне-е-е-е-ег!.. «Снег? - с недоумением подумала Капелька Чистой Воды. - А ведь и я была!.. Из снега получаются замечательно высокие сугробы - и Многое Множество малышей в разных капюшонах берёт тогда свои санки и катается с гор. Как, наверное, это всё-таки прекрасно - быть снегом!» О, теперь это была уже не Смешная Снежинка - это была мудрая Капелька Чистой Воды, которая прожила почти целую жизнь. И, улыбнувшись тому, как глупо и быстро прожила она эту жизнь, Капелька Чистой Воды тихонько скользнула в ещё не успевшую замерзнуть землю - скользнула вместе со всеми своими хорошими мыслями, которые всё-таки успела додумать до конца. КОНЕЦ.

Сказки Простого Карандаша

Странный Вы... - так всегда говорил Простому Карандашу Ночник. Ночник - это Светильник, который ночью светит, профессия у него такая. - ...странный Вы! Да. Зачем Вы пишете сказки? - Чтобы они были, - отвечал Простой Карандаш, не отрываясь от бумаги: он как раз сейчас заканчивал новую сказку о Прекрасной Принцессе. - И что же будет, когда Вы напишете эту сказку? - Будет сказка, - улыбался Простой Карандаш. - Ещё одна сказка. - Понятно. И Вашу сказку опять положат в стол и запрут там на ключ! Простой Карандаш останавливался и вздыхал. Ночник говорил правду. Сказки Простого Карандаша всегда клали в стол и запирали на ключ. От этого было очень грустно. Всякому станет грустно, если его сказки запрут на ключ. - Может быть, - допытывался Ночник, - Вы пишете плохие сказки? Иначе их не запирали бы на ключ, а? - Может быть, и плохие, - покорно повторял за ним Простой Карандаш, чтобы снова и снова не спорить с Ночником. Сам-то он знал, что пишет хорошие сказки. Его сказки были простые , а простая сказка - это и значит хорошая. Только сказки всё равно попадали в стол и пропадали в столе. Стол был огромным, и ящик в нём был огромным - как пропасть. Простой Карандаш писал, а Ночник светил. "Странный он! - думал Простой Карандаш о Ночнике. - Спрашивает, зачем я пишу сказка, которые запирают на ключ. А сам-то он зачем светит по ночам, когда все спят? Странный он. Да". Но Простой Карандаш, понятное дело, никогда не произносил этого вслух. Ему, конечно же, очень хотелось заглянуть в стол - не тесно ли там его сказкам. Он забыл уже, сколько их, давно сбился со счёту. Всех уже и не вспомнить: самая первая появилась тогда, когда Простой Карандаш был ещё совсем большим. Ведь у карандашей всё не как у людей: люди рождаются маленькими - потом вырастают большими. Карандаши же, наоборот, рождаются большими, а потом становятся маленькими - и в этом их старость. Чем чаще карандаш затачивают, тем он старше. Наш Простой Карандаш был пока не очень маленьким, но уже и не очень большим. Вот только в последнее время он как-то быстро стал уменьшаться: наверное, потому, что теперь, записывая сказки, всё больше волновался - ну, и ломался от этого. Его, конечно, опять быстренько затачивали, поэтому Простой Карандаш старился на глазах... А в стол Простой Карандаш, значит, не пускали. К утру его обычно ставили в специальный стаканчик, где жили цветные родственники Простого Карандаша. Они очень гордились своей нескончаемой юностью и громадным своим ростом. - Ты неудачник, - говорили Цветные Карандаши Простому. - Корпишь над какой-то ерундой, которую всё равно никто не читает! Брал бы пример с нас: мы никогда не размениваемся на пустяки. Мы разрешаем пользоваться собой только тогда, когда надо подчеркнуть какую-нибудь особенно важную мысль. Простой Карандаш устало кивал в ответ, но, едва лишь наступала ночь, опять исчезал из стаканчика: нестись по ослепительному листу бумаги за всё время убегавшей принцессой. Такова уж была его судьба, да оно и понятно: простые сказки удобнее всего писать простым карандашом. Однажды ночью Ночник щёлкнул и перестал светить. - Хватит! - сказал он в сердцах. - Мне надоело. Я не хочу больше тратить на вас свет. Всё равно от Ваших сказок никакого проку. И простой Карандаш начал писать при свете Луны. Луне ведь света ни для кого не жалко. Тем более, что, освещая стол, Луна нет-нет да и бросала взгляд на сказки. А однажды призналась: - Ты хорошо пишешь. Я люблю твоих принцев и принцесс. Мне от них ещё грустнее на свете. До сих пор Простому Карандашу никогда не говорили ничего подобного. Ведь сказок его никто не знал: они лежали в столе, а стол был заперт на ключ! Простой Карандаш вздрогнул - и от растерянности даже упал на пол. Его пришлось затачивать - причём не один раз, а два, потому что он сломался и внутри тоже. Но мы-то с вами знаем : когда у нас что-то ломается внутри, наши сказки становятся ещё лучше. Так произошло и сейчас: новая сказка о Прекрасной Принцессе оказалась само совершенство - всё в ней было не так, как в жизни... А ведь для сказки это самое главное! ...И настал день, когда Простой Карандаш заточили в последний раз. Увы, теперь его хватило только на одну сказку - и то совсем коротенькую. И тогда Простой Карандаш написал Сказку о Вечной Жизни. А наутро его выбросили в мусорное ведро. Цветные родственники Простого Карандаша вспоминали о нём с нежностью, но без грусти. Они все ещё были молодыми и полными сил, потому что никогда не разменивались на пустяки и разрешали пользоваться собой только тогда, когда надо было подчеркнуть особенно важную мысль. А особенно важные мысли, как известно, приходят редко. На этом бы и закончилась наша простая история о Простом Карандаше, если бы однажды кто-то не забыл задвинуть ящик письменного стола. И тогда - через щёлочку - сказки Простого Карандаша, словно птицы, выпорхнули наружу и разлетелись по всему свету. Люди прочли их и полюбили. Простой Карандаш, правда, уже не узнал об этом. Но мы-то с вами знаем , что сказки всё равно не запереть на ключ! (с) Евгений Клюев

Этим летом с неба сыпались и сыпались звезды. Впервые Бельчонок увидел падающую звезду сквозь сон: он на минутку открыл глаза, когда в ветвях дальнего дерева мелькнул огонек. И всю ночь Бельчонку снились светлые сны. – Мама, – спросил он наутро, – что это светилось ночью? – Звёзды падали, мальчик, всю ночь падали звёзды… – А почему они падают? – Они созревают. Созревают, как те орешки, которые мы с тобой собираем каждый день. Орешки ведь созревают летом. Бельчонок задумался. – А они съедобные – эти звезды? – Нет, – засмеялась Мама, – они несъедобные. – Для чего же они тогда? – Для красоты! Для красоты… Между тем лето подходило к концу. И в самом конце лета вдруг куда-то исчезла Мама. Бельчонок искал её много дней, но Тетушка Белка сказала, что теперь он будет жить один, потому что его Маму унес ветер. Бельчонок заплакал: он знал, что ветер уносит навсегда… Всю ночь он смотрел на небо, а посередине ночи так глубоко вздохнул, что с неба сорвалась звезда и начала падать: наверное, эта звезда созрела. Бельчонок высунулся из дупла и следил за полетом звезды. Она летела долго и пропала где-то за деревьями. «Вот если бы одна звезда – пусть даже самая маленькая из звёзд! – когда созреет, упадет в наш лес! – подумал тогда Бельчонок. – я обязательно бы разыскал её и принес в дупло. И была бы в дупле Красота». Бельчонок внимательно осмотрел всё небо. И далеко-далеко в небе увидел он её, Самую-Маленькую-из-Звёзд. Она была нежна. – Пожалуйста, упадите в наш лес! – тихонько попросил Бельчонок, и ему показалось, что Самая-Маленькая-из-Звёзд улыбнулась, а значит, согласилась. Бельчонок до утра не спускал с неё глаз: он боялся, что Самая-Маленькая-из-Звёзд упадет незаметно – и он не успеет проследить, куда. А ведь найти такую крошку в таком огромном лесу – дело нешуточное! Настало утро, и звёзды погасли. Вместе со всеми погасла и Самая-Маленькая-из-Звёзд. – Ничего, – утешал себя Бельчонок. – Может быть, она упадет завтра. Наверное еще не созрела. Самая-Маленькая-из-Звёзд не упала ни на вторую, ни на третью ночь. Не упала она и на тридцатую ночь. А между тем в лес пришла Осень. К её приходу Бельчонок очень подрос, но никак не заметил этого: все подрастали вместе с ним – и для старых Белок он продолжал оставаться Бельчонком. Днями Бельчонок спал, а ночами караулил свою Самая-Маленькая-из-Звёзд, чтобы она, чего доброго, не созрела без него и не упала в лес незамеченной: как он тогда сможет найти её? Однажды в дупло к Бельчонку заглянула Тётушка Белка и, увидев, что он спит днём, страшно рассердилась. В самом деле: давно пора начинать сбор грибов и орехов, потому что зима обещает быть холодной! До сна ли тут? Но после ухода Тётушки Белки Бельчонок опять заснул: он берёг силы, чтобы по ночам сторожить Самая-Маленькая-из-Звёзд. Дни становились всё короче, потому белки носили и носили в дупла грибы и орехи. Только нашего Бельчонка не было среди них – и тогда все решили, что это самый ленивый и глупый Бельчонок на свете. – В том конце леса, – говорили они своим бельчатам, – живет один Бельчонок. Он целыми днями спит и совсем не готовится к зиме. Это самый ленивый и глупый Бельчонок на свете! Совсем поздней осенью к Бельчонку снова наведалась Тётушка Белка. На этот раз не одна. Вместе с нею пришли Взрослые Сыновья и Очень Взрослая Дочь Тётушки Белки. – Ты, я вижу, опять только что проснулся, – возмутилась Тётушка Белка. – А дело близится к вечеру. До первого снега осталось всего несколько дней. Ты ещё мог бы успеть сделать кое-какие запасы, чтобы продержаться зимой хотя бы впроголодь. – Зима будет морозной, – в один голос сказали Взрослые Сыновья Тётушки Белки. – А ты ведь не знаешь еще, что такое морозная зима, – продолжила сама Тётушка Белка, – это ужасно страшно. – Ужасно, ужасно страшно! – подхватила Очень Взрослая Дочь Тётушки Белки, а уж она-то знала всё! …вот и наступила зима. Сидеть в холодном дупле и стеречь Самая-Маленькая-из-Звёзд становилось всё труднее. В конце концов, истощились запасы орешков, сделанные еще Мамой Бельчонка. А когда случился Самый страшный Мороз, Бельчонка и вовсе оставили силы. – Ну, что ж, – подумал он тогда, разгрызая последний орешек. – Самая-Маленькая-из-Звёзд всё еще не созрела. Я скоро замерзну – и меня унесет ветер. Так я никогда и не узнаю, куда упала моя звезда… Подумав о Маме, которую унес ветер, он вздохнул так глубоко, что Самая-Маленькая-из-Звёзд качнулась далеко-далеко на небе и – полетела вниз. Она упала прямо в дупло к Бельчонку – там стало тепло, Бельчонок согрелся и уснул крепким сном. А когда проснулся, нашел рядом с собой всё ещё горячий кристаллик, горевший ярким светом. Бельчонок сразу узнал Самая-Маленькая-из-Звёзд. – Здравствуйте, – сказал он. – Наконец-то я дождался Вас! И, подняв над головой Самая-Маленькая-из-Звёзд, Бельчонок выпрыгнул из дупла… На земле начиналась весна. Растрёпанная Ворона подлетела к Бельчонку и, взглянув на его звезду, сказала: – Отдай её мне! Но Бельчонок только молча прижал Самая-Маленькая-из-Звёзд к груди и покачал головой. – Да для чего она тебе? – удивилась растрепанная Ворона. – Для красоты! – ответил Бельчонок.

Часы с музыкой Смешная Снежинка Оловянная Ложка, мечтавшая о Барселоне Сказки Простого Карандаша По Законам Живой Природы Ужасно Скрипучая Дверь Молчаливая Супница Шагом марш! Самая маленькая из звезд Желтый Воздушный Шарик Легкая кружевная салфетка Коробочка с красками Ружье и Сердце Тонкий Аромат Привет от Старых Штиблет Страшный сон Зеленая Стрекоза История с превращениями Кто такая тишина? Воспитание Веника Лопнувший мячик Белое Перышко Крохотный Чайник для Заварки

Сказки на ночь

Что нужно малышу, чтобы спокойно и крепко спать? Конечно же сказки на ночь ! Короткие добрые сказки на ночь успокоят кроху и подарят чудесные сны.

"Сказка о Простом карандаше"

Жил был на свете карандаш. Самый обыкновенный карандаш - простой. Он жил в художественном салоне в коробке вместе с остальными - цветными карандашами, которые жутко гордились собой!

Гордились и хвастались наперебой:

Посмотрите, какой я замечательный! - говорил один - Я абсолютно зеленый карандаш, ну что может быть лучше, чем быть карандашом цвета свежей весенней листвы?!

Подумаешь - зеленый, - говорил другой - а я вот желтый! Самое прекрасное, что может быть на свете будет нарисовано именно мной: солнце, цветы...

Да прекратите вы! - перебил их третий - Все равно вам в красоте и незаменимости не угнаться за мной - красным карандашом...

Так обычно продолжалось очень долго. Цветные карандаши могли спорить и хвастаться собой хоть все дни напролет, но больше всего им нравилось посмеиваться над простым карандашом - вот здесь они обычно бывали единодушны и предельно язвительны:

А этот-то, вы только поглядите! Ну что с него взять? Ни цвета, ни содержания. Разве такой цвет может на что-то вдохновить? Никакого полета фантазии - серость и простота!!!

Простому карандашу было обидно слушать в слой адрес такие слова, но он был очень скромным и стеснительным, и не мог дать обидчикам достойный отпор - не в его характере было хвастаться, заниматься самолюбованием и задирать окружающих, но на самом деле он очень переживал, втайне грустил, и даже иногда вздыхал!

И вот однажды в салон пришел художник, и купил коробку с карандашами! Он принес ее домой, раскрыл, и выложил все карандаши перед собой рядом с пюпитром, на котором белел пока еще чистый лист бумаги. Карандаши заволновались, опять стали спорить друг с другом:

Вот сейчас он возьмет меня. И нарисует прекрасное солнце!

Почему это тебя? Он возьмет меня, и нарисует прекрасный лес.

Какие глупости, он непременно начнет свой шедевр, взяв в руки меня, и нарисует глубокое, бездонное, восхитительной красоты небо...

И споры эти продолжались бы и дальше, но тут художник протянул руку, и взял... простой карандаш! Цветные карандаши так и ахнули от изумления, а может от возмущения - их не поняли, недооценили... а простой карандаш от изумления даже замер! Сначала он подумал, что художник, наверно, ошибся, перепутал, ведь вокруг столько карандашей самых разнообразных и прекрасных цветов, оттенков, а художник выбрал его?! Художник тем временем притронулся тупым концом карандаша к губам, посмотрел на пустой лист, подумал... и начали происходить чудеса!

Легким движением руки художника, грустные мысли Простого карандаша начали рассеиваться. Вот художник наметил линию горизонта, где вдалеке шумел старый, мудрый лес. Потом он дал жизнь полноводной реке и тонкой плакучей иве у обрыва, за дальним холмом он родил новый день - рассветное солнце приветствовало пейзаж, и лучами пронзало легкие облачка на горизонте!

Простой карандаш дал жизнь Новому: новому дню, новым волнам в причудливом изгибе реки, новым свежераспустившимся листочкам на тонких ивовых ветках. Он с замиранием следил за работой рук художника, и не верил тому, что видел!

Неужели это все - я: и солнце, и река, и деревья, и даже легкие, невесомые облака - тоже я?

От восторга он не мог больше найти слов, для того чтобы хоть как-то описать свое счастье и просто молча, следуя за рукой художника, давал картине жизнь... Когда художник вернул Простой карандаш на место, остальные карандаши смущенно помалкивали и не решались что-либо сказать ему. Еще бы, ведь они всегда дразнили его, посмеивались над ним, и говорили, что он ни на что не годен - серость, простота, а тут оказалось, что без его участия не родится ни одна новая картина! В яркие цвета картины оденутся позже, но именно он - Простой карандаш - даст картинам жизнь!

Посвящаю Ю. К.

Нет худа без добра, - сказал задумчиво Художник, переступив порог своей мастерской, играя розой в руке.

Некому было розу подарить. Никто не пришел на свидание…

Художник налил в пустую бутылку воды, водрузил в нее розу и поставил посреди своей мастерской.

И Роза осталась одна…

Розам не больно, когда их срезают с куста. Розам больно, когда они не нужны.

Розы прекрасно чувствуют, по назначению они попадают в человеческие руки, или так, как сейчас, - «нет худа без добра».

Розам нужны трепетные руки. Розам нужны нежные взгляды. Розам нужны теплые слова. А иначе они вянут.

Наша Роза гордо возвышалась над столом в мастерской художника, но первый лепесток уже отделился от бутона, готовый упасть…

А что, хоть это и банально, но в ней что-то есть, - сказала бирюзовая краска, - и ей так к лицу эта капелька росы на листке…

Краски несколько оживились. Появлению Розы они были искренне рады. Краски явно скучали.

Хорошо, что она кремовая, - сказала белая краска, - красная роза, по-моему, это не просто банально. Это неприлично.

Почему? - проснулась обиженная красная краска, - что во мне неприличного? Просто у меня есть свои принципы. Кто виноват в том, что у вас их давно уже нет?!

Белая краска стала доказывать красной, что и у нее тоже есть свои принципы. Их стал мирить аквамарин. В спор оказались замешанными и другие краски. Они стали бегать по палитре, сходясь во мнениях и расходясь, создавая союзы, объединения, - одним словом, краски вошли в привычный образ своей жизни, а Роза и стала этим самым образом этой самой жизни. Даже центром ее.

Конечно, для Розы было бы гораздо лучше, если бы ее в тот вечер просто подарили девушке, но внимание красок ей тоже льстило…

Она еще не знала, сколь неверна творческая среда, сколь она коварна.

Художник бросил на свой стол черный маркер, который взял у знакомого автомеханика, чтобы записать номер телефона. (Он машинально сунул маркер в карман куртки.)

Бросил художник маркер себе на стол, прямо к краскам, карандашам, не подумав…

Маркер был толстый, как атомная бомба, и весь в иностранных надписях.

Наши добродушные краски сразу же с интересом отнеслись к чужеземцу.

Маркер держался в отдалении. Был он точно иностранный, но заправлялся давно уже по - отечественному, и ему не хотелось, чтобы краски пронюхали.

Маркер осмотрелся. В мастерской художника ему не понравилось. Его раздражали запахи красок (то ли дело - бензин!), раздражала палитра с ее неуловимыми и непонятными оттенками. Он с презрением смотрел на блеклые карандаши. А чистые листы бумаги вызывали в нем злобу.

И тут он увидел Розу…

Увидел - и взорвался хохотом… Дело в том, что розы он видел раньше только на пошлых плакатиках в своем прокуренном гараже.

В мастерской художника после того, как маркер отсмеялся, зависла тягостная тишина. Первой ее нарушила черная краска.

Сколько же в нем юношеского максимализма! Социальной смелости! Эпатажа! Правильно! Только таким и может быть настоящее творчество! Дерзай, молодость!

И в самом деле! - вторила ей краска коричневая, «марсовая», - сколько можно жить по этим канонам?! Нас задушили эти рамки условностей! К чему это ханжество?!

А действительно, - вмешалась краска травянистая, - почему именно Роза, а не кочан капусты, к примеру? И что мы в ней все нашли?

Нет, вы посмотрите, с каким презрением она смотрит на всех нас! - сказал восковой карандашик, - она же любит только себя!

И пользы в ней никакой нет! - продолжала травянистая краска, - не то, что в капусте!

И не выражает она ничего, кроме собственной банальности! - сказала колонковая кисть, - даже бутылка, в которой она стоит, гораздо интереснее ее самой. При полумраке под определенным углом зрения контуры бутылки могут напомнить, например, вздернутые женские плечики… Чем не предмет искусства?!

А при полном мраке предметом искусства может стать сам мрак! - произнес тусклый голос из пустоты. И краски снова затихли.

Все с ужасом посмотрели на черную краску, но та молчала. И не маркер это сказал. Из всех тех нескольких слов, которые он знал, которым он научился в гараже, ни одно не подходило пока что для того, чтобы его можно было вставить в разговор в этом обществе.

Долой Розу! Да здравствует капуста! - закричала с полу завалившаяся за кровать грязная вилка.

И черный маркер весело открыл рот для своих нескольких слов. Пришло их время.

Лепесток Розы, печально планируя, опустился на стол художника. Да и сама Роза склонила голову.

Наша Роза явно увядала. Положительно, никому она не нужна и некому здесь за нее заступился. Было совершенно ясно: Роза увянет раньше, чем наступит рассвет. Даже раньше, чем затихнут эти споры.

Некоторые краски или карандаши откровенно злорадствовали. Некоторым все это было глубоко безразлично. Они целиком и полностью были в своем высоком искусстве и не опускались до низменных склок. Некоторым было досадно их малодушие и молчание, но, тем не менее, они продолжали молчать и малодушествовать…

Но был еще здесь карандаш, простой карандаш. Так, даже не карандаш, а какой-то нервный огрызок…

Он висел в полумрачном коридоре на стене, на ниточке, около телефона. Им художник иногда записывал прямо на обоях, довольно не свежих, номера телефонов, подписывая к ним заглавные буквы, а то и слова. Если разговор по телефону затягивался и становился интересным, художник увлекался и начинал рисовать этим карандашом тут же, на обоях, женские головки, цветы, какие-то избушки на курьих ножках…

И вот именно этот простой карандаш вдруг заговорил.

Что вы делаете?! - сказал он. - Вам же потом, когда наступит утро, стыдно станет!

А ты кто такой?! - спросила колонковая кисть. - Тебе кто дал право высказываться? Ты же даже не член нашего творческого объединения!

Действительно, карандаш не был членом творческого объединения всех этих красок, карандашей, кистей и прочих средств изобразительного искусства, находящихся на столе художника, которые на этот одинокий настенный карандашик смотрели примерно так, как артисты театра посмотрели бы на рабочего сцены, вдруг подавшего свой голос на репетиции. Но неправда, что карандашик не знал творчества, не знал, что такое изобразительное искусство! Ах, как в самозабвенном творчестве он забывал про часы, а то и про дни!

Но кто будет смотреть на засаленные грязные обои?!

Да, я не являюсь членом вашего объединения, - сказал Карандаш, - но едва ли принадлежностью к какому-нибудь объединению, пусть даже и самому высокому, можно оправдать низость. А вы ее унижаете. Видите, как она наклонила свою голову, как роняет лепестки?! Вы ее убиваете!

Не слушайте их, - обратился Карандаш к Розе, - прекраснее вас нет никого на свете! Я докажу это!

Надо сказать, что речь Карандаша заинтриговала многих.

Интересно, как и что он собирается нам доказывать, - говорили краски, - когда сам привязан к своей стене? Да и кто его пустит сюда? Разве что сорвется с привязи?

Кто-то испуганно предположил, что Карандаш замышляет теракт.

Кто-то романтически вздохнул. Многие тайно были довольны, что нашелся этот смелый Карандаш. Он спас честь многих благородных красок. А поскольку Карандаш сам был неблагородного происхождения и не входил в их объединения, то конкуренции он им не составлял.

Так или иначе, но Роза в эту ночь не завяла. Она потеряла еще два лепестка, но за ночь гордо распрямилась и стала даже стройней, чем была.

А утром, при первых лучах солнца, на грязных и выцветших обоях в коридоре мастерской художника все увидели удивительный карандашный рисунок.

На рисунке была изображена Роза, та самая Роза, в бутылке из-под вина. Только на рисунке она была как бы без шипов. И рисунок имел дерзновение быть очень похожим на сон…

Точнее, он был похож на сон, который не хотел рассеиваться при наступлении утра и имел дерзновение быть.

А день приходил, как боль в руке юноши, который, выпалив заветные слова своей девушке, сжал в руке стебель розы, не чувствуя, как вонзаются в ладонь шипы, не замечая, как орошается снег у подножия памятника Пушкину на Тверском бульваре каплями крови. Как на дуэли…

И то, что было сказано этому юноше в ответ, чем он был высочайше пожалован и одарен, это было как сон, в который страшно и дерзко было бы верить (когда, озарив улыбкой, убежала девушка с розой в руке и скрылась в высветившейся вдруг толпе), если бы не эта пробуждающаяся в руке боль! Верная боль!

Лучи солнца упали на Розу - и она воцарилась в мастерской художника.

Теперь ни у кого и в помыслах не было посягнуть на ее абсолютную и неограниченную монархию.

А в общем-то недурно, - сказала бирюзовая краска, - и не приторно… и свежо…

Да, в этом наброске что-то есть, - согласилась краска белая.

Краски бурно принялись обсуждать работу карандаша. Не обошлось, конечно, и без острой полемики. Но для всех было очевидно, что карандаш исполнил свое обещание, чем и к своей персоне привлек немалое внимание и уважение. Кто-то из мелков даже предложил включить простой карандаш в творческое объединение. С испытательным сроком, безусловно, и в качестве свободного кандидата.

Так или иначе, но решено было пригласить виновника утреннего торжества в общество, так сказать…

Только карандаша не было больше на ниточке, на стене, где привыкли его видеть.

Смотрите, а он таки порвал свои узы, этот карандаш… Не так он был и прост, как казался, этот Простой Карандаш, - заметил кто-то.

Может быть, он уже на столе? Уже тайно вступил в объединение. И, глядишь, уже его председатель? - хихикнул кто-то в ответ.

Но карандаша не было на столе. Его нигде не было.

Напрасно его ищете, - позевывая своей страшной пастью, сказала старая точилка, - карандаш весь здесь, - сказала она, указав вверх, на рисунок, - и здесь, - показала она вниз, на пол, где лежали свежие карандашные стружки, - это все, что осталось от него…

Израсходовался ваш карандаш. Весь!

Надо сказать, что многие восприняли эту весть с облегчением. И тут же стали говорить о посмертном зачислении карандаша в творческое объединение, о посмертном издании его работ... и проч.

И только одна Роза действительно жила Карандашом, своим отважным Рыцарем…

… Художник взял опрыскиватель и покрыл розу водяной пылью, как фатою…

На секунду маэстро замер, любуясь ее красотой…

Затем он с удивлением взял со стола черный маркер, повертел его в руках, понюхал и, поморщившись, швырнул в мусорное ведро под столом.

В то же ведро он бережно собрал и стружки с пола.

Затем художник посмотрел на свежий рисунок на обоях, на котором задержал взгляд больше обычного. (Он сделал этот рисунок во время последнего ночного разговора по телефону с той самой девушкой, которой была предназначена наша роза и которая не пришла на свидание.)

Нервно походив по комнате, художник сделал движение к телефону, но остановился. Затем он оторвал от стены кусок обоев с нарисованной розой, хотел было бросить его на пол, но медленно оборвал обои по контуру рисунка и аккуратно положил рисунок на стол…

Художник улыбнулся, подмигнув ожившей и царственно распустившейся Розе, и вышел из своей мастерской…

А в мастерской остались только Роза и только простой Карандаш, ставшие прекрасным рисунком, где теперь они были неразлучно вместе, навсегда.

Они сегодня уезжали в далекую и прекрасную страну, туда, где нет худа, где царит одно добро.

Рисунок лежал на столе, как виза. И как штампы на визу, шлепались на рисунок с лепестков Розы капли росы…

Жил-был на деревянной полочке Карандаш. Самый обычный, простой. Остро отточенный, в желтеньком камзольчике, с золотыми буковками на боку. Жил-поживал. Поглядывал на всех сверху и потихоньку вздыхал. Ах! Кому он нужен? Что он может сделать в своей жизни, чтобы порадовать окружающих? А надо сказать, что душа у карандаша была добрая и мягкая, об этом говорили золотые буковки на его боку, но Карандаш этого не знал. И все сокрушался.

Видел он однажды, как в руки к Мастеру попала кисточка, как сначала она всех стеснялась, а потом закружило ее в цветном вихре, и так она ярко танцевала, что оставила после себя ослепительный след. Вон он, висит на стене и все на него любуются. А Кисточка дружит и с банкой, и с красками, и с листом. И так у них весело, там, внизу.

А Карандаш лежит высоко, и не с кем ему словом перемолвиться. А ему так хотелось прижаться головой к белому листу, и рассказать о своей печали. Познакомиться с мягкой и веселой кисточкой. Поклониться строгой пузатой банке с водой. Ведь он был воспитанный Карандаш.

А за окном шумели деревья. Долгими, серыми, зимними вечерами, Мастер сочинял для Кисточки разноцветные и горячие танцы, и в комнате было тепло и солнечно как на морском побережье.

И вот, однажды…

Мастер зашел в комнату и щелкнул выключателем. Света не было. Щелкнул второй раз - ничего. Пощелкав для порядка пару раз, Мастер в задумчивости подошел к окну. В домах напротив – темнота. На улице стало совсем тихо. Вечер быстро наползал на неосвещенный город. В комнате было темнее, чем во дворе, и за окном хорошо различались стволы деревьев и их ветки-руки, раскинутые в стороны. Они чуть раскачивались на ветру и тихо шептались между собой.

Мастер постоял перед окном, потом быстрым движением руки снял с полки наш Карандаш и замер над белым листом бумаги. Карандаш смутился, он никогда не был так близко рядом со своей мечтой. Что же мне нужно сделать? Надо что-то сказать? Поздороваться? Карандаш лихорадочно соображал. Рука Мастера чуть сжимала его стройное тело и, непривыкший к такому обращению карандаш, еле дышал.

Мастер осторожно провел линию по чистому белому листу бумаги. ООО! Застонал про себя Карандаш. Я все испортил, после меня лист стал таким грязным! Что же делать?

Но Мастер продолжал вести линии. Они были короткими и длинными, иногда рука нажимала на Карандаш еле-еле, и тогда он мог вздохнуть свободно, а иногда на него давили так, что дыхание становилось прерывистым. И линии от этого становились разными: то жирными и блестящими, а то мягкими и чуть заметными. Мастер с головой ушел в работу, и вихрем его движений закрутило Карандаш. В какой-то миг, наш скромный Карандаш понял, что получает удовольствие от каждого соприкосновения с листом, от нажима руки на его камзольчик, от маленьких пауз, которые делает Мастер. Линии, линии, черточки, черточки…. Карандаш летал по листу бумаги в разные стороны. Этот танец был восхитительным, обворожительным, таинственным. Темнота, тишина, ветки деревьев за окном. Танец начал затихать. Движения руки Мастера стали более ровными, паузы стали более длительными.

И вдруг…вспыхнул свет. Так ярко, что все вокруг зажмурились и Кисточка, и Краски, и банка с водой. А белый лист, лежал и чуть подрагивал. А через секунду, когда все открыли глаза, легкий шепот пронесся над столом. Карандаш еще находился в руке Мастера, и тот, поднеся его к своим губам, одобрительно хмыкнул. На губах Мастера играла задумчивая улыбка.

И увидел Карандаш белый лист. И увидел свои следы на нем. И ахнул! Темные деревья за окном волшебным образом перенеслись на лист бумаги, они жили там своей жизнью, они покачивались от ветра, они дышали, от них веяло весной!!! И это сделал Он! Карандаш!

Мастер еще раз довольно хмыкнул и поставил Карандаш в подставку рядом с Кисточкой.

«Добрый вечер, Карандаш!» – о, счастье, с ним разговаривала Кисточка! - «Ты так прекрасно танцевал, что мы все с замиранием сердца следили за твоим танцем. Это было так волшебно!!! Баночка прослезилась, Краски высохли от напряжения, а я вся вытянулась в струнку, разглядывая твои следы. А лист, посмотри на него, он весь от счастья сворачиваться в трубочку начал».

И впрямь, края листа подрагивали и чуть сворачивались. «Спасибо тебе за такой прекрасный вечер!»

«Какое счастье, - подумал Карандаш, - я тоже кому-то нужен!» Но вслух он этого не сказал, потому что у него была очень тонкая и мягкая душа, о чем говорили золотые буковки на камзольчике, но это было уже неважно.

Ирина Шутова